Образ человека в мифах эвенков

Рассматривая и подвергая анализу эвенкийский фольклор с точки зрения его историко-эволюционного процесса, одним из важнейших моментов следует признать эволюцию образа героя-человека. Эвенкийский фольклор представляет интереснейший материал в этом плане, так как образ героя-человека в фольклоре эвенков – это явление более позднего исторического времени. В мифах первотворения и сказаниях архаического типа человек, как правило, не является главным героем сюжетов: «Человек в нимнгаканах первотворения чаще упоминается, редко являясь главным действующим лицом. Текстов, где человек – главный персонаж, очень мало» [Варламова 2004, с. 43]. Объяснение этому находим в древнем мифологическом мышлении эвенков, которому было свойственно отождествление духовного мира и природного начала, когда еще не существовало осознанного вычленения человека из природного окружения. Единство человека с окружающим миром находит у эвенков ярчайшее отображение в древних фольклорных образах, которые мы обозначаем как исторические, сложившиеся в исторически далеком от современности периоде. Человек родового общества рассматривал социальные отношения сквозь призму своего отношения к природе, а связь природных явлений воспринимал как свои первобытнообщинные отношения. Именно в этом заключается природа такого явления, как тотемизм [Мелетинский 1963, с. 22]. Являясь отражением наиболее ранней стадии человеческого мировоззрения, мифы первоначально не выделяют героя-человека в качестве главного персонажа фольклора. Образ человека присутствует в мифах наряду с образами животных, при этом, человек не отличается от животных владением речи. Все персонажи-животные также умеют говорить, в некоторых случаях – охотиться, вести хозяйство и отличаются лишь внешностью. Все герои-животные антропоморфны, примечательно, что по отношению к ним часто используется обращение как к человеку: «Ngenedene bakaran kukekiwe. «Dukte nengnelwet»? hulaki gunderen. Nengnelle ehile. «Ke! beie, eieki dawraktadawat biderilduk» (звук «э» передаем через символ «e»). – «Идя, встретила кукшу. «Вместе пойдем», лисица говорит. Весна стала в это время. «Ну, мужичок, поплывем вниз живущих» [МЭТФ, с. 9]. В оригинале текста мифа использовано слово «beie» (бэе), означающее «человек, мужчина». По сюжету мифа кукша и лис встречают стойбище людей, лис подговаривает кукшу стрелять из лука в людей, живущих в юртах. Убив тех, кто находился в юрте, кукша обнаруживает, что убила собственных детей. Как видим, в ранних мифах эвенков, персонажи-животные имеют черты, присущие человеку и отождествляются с ним – кукша имеет детей-людей. По всей видимости, это является отражением древнего культа тотемизма, когда различные родоплеменные группы имели тех или иных животных в качестве тотемных существ. Развитие образа человека находит отражение в смешении персонажа-человека и медведя. В эвенкийских мифах распространен сюжет об обмане лисом медведя: Лис встречает медведя, уговаривает его лечь спать на скале, чтобы потом обманом столкнуть вниз. Медведь катится вниз и погибает [МЭТФ, с. 13]. В некоторых мифах этот сюжет полностью остается, но персонаж медведя заменяется персонажем-человеком. В распространенном цикле мифов о Лисе и человеке, отнесенном Г.М. Василевич к сказкам о животных, встречается следующий сюжет: Лис встречает человека и зовет его, чтобы убить медведя. По пути лис обманывает человека и убивает, столкнув со скалы [МЭТФ, С. 14-15]. В ряде мифов человек является основным героем мифов. Животные в таких мифах теряют антропоморфные признаки, становясь второстепенными персонажами. Сюжет мифа сосредотачивается на герое-человеке, имеющем конкретные признаки принадлежности к эвенкийскому этносу – для маркировки героя используется слово-этноним илэ в значении эвенк, хотя впрямую, самоназвание эвенки не используется: «Bicen umuken ile, gerbin Carcikan» – «Был один человек (эвенки), по имени Чарчикан» [МЭТФ, с. 35]. Эти мифы имеют некоторые черты, характерные для других жанров – сказки и эпоса. В подобных мифах более развиты их структура и содержание – они имеют больший объем; в большей степени насыщены событиями; наряду с главным героем в мифе появляются другие персонажи-люди; герой путешествует в другой (верхний или нижний) мир, находит там женщину и т.д. В текстах о Хеладан, Гуривуле сюжет основан на взаимоотношениях человека и медведя. Основная часть мифа повествует о завещании медведем частей своего тела для будущих ритуальных действий, которые должен совершать человек [МЭТФ, С. 38-40, 45-51]. В данном сюжете мифа просматривается его взаимосвязь с медвежьим культом, бытовавшим в раннее историческое время, следы которого отчетливо прослеживаются в культурном комплексе современных эвенков. Значительную часть эвенкийских мифов составляют тексты с сюжетами о шаманах. Эти тексты повествуют о путешествии какого-либо человека в верхний или нижний мир. Так, в тексте «Как один мужчина ходил на нижнюю землю» повествуется о случайном попадании человека в иной мир, из которого он выбирается благодаря встретившемуся там шаману: «Все люди стали просить шамана: «Как нибудь отправь его обратно». Шаман шаманил, шаманил на (след) человека. Кончивши шаманить, стал отправлять, чтобы ушел (он) домой [МЭТФ, с. 34]. Такие мифы изобилуют подробностями этнографического характера, характерными для позднего периода жизни эвенков (кузнечное дело, вино, родовые названия, и пр.). Герои этих мифов, как правило, имеют собственное имя (Гидало, Ичёгдыро и др.). В большинстве случаев главный герой имеет родственников (мать или сестру): «Мужик был Ичёгдыро. Прекрепко привязал он свою мать к срединной жерди юрты. Прыгнул от порога десять раз. При прыжках сказал: «Прошел год! На десятом году поджидай, приду» [МЭТФ, 72]. Мифы подобного содержания содержат в себе черты, свойственные эпосу или историческим преданиям эвенков. Противниками эвенков в таких мифах выступают людоеды-чулугды – одноногие чудища. В текстах подобных мифов присутствуют наслоения различных эпох: «Мужчина эвенки встретил волосатого эвенки, рубящего березу. Тот эвенки на нижней земле жил… Потом опять две женщины пошли к озеру, пошли, по берегу стали ходить. Нашлись там опять такие люди, без ног – Чулугды. Чулугды стали преследовать двух женщин… Русские ходили вокруг озера. Увидали следы, сказали: «Следов волосатых очень много…» [МЭТФ, С. 70-71]. Как видим, наряду с шаманскими представлениями, присутствуют сведения о людоедах-чулугды и даже русских. Таким образом, при изучении эвенкийских мифов мы можем предполагать последовательное развитие образа человека от рядового персонажа к главному герою. Вероятно, это может быть сопоставлено с общими тенденциями развития первобытного общества, когда начальные мировоззренческие представления в древнем обществе постепенно приобретали тотемистические черты, которые в свою очередь изменялись с развитием шаманских представлений. Александр Варламов, "Специфика историзма в фольклоре эвенков"