Задолго до XVII в. в таежных районах, на склонах хребтов Яблоневого, Станового, Большого и Малого Хингана, Джагды, Буреинского обитала большая этническая группа – тунгусы.
Тунгусский князец на русской службе. Реконструкция
В одном из первых донесений в Москву об Амуре сообщалось, что по рекам Шилка и Амазар «многое множество Тунгусов, а вниз де все живут по славной великой реке Амур Даурские люди пахотные и скотные, а по сторонним рекам вниз Тунгусов же много живет» [Отписка Якутского воеводы..., 1848, с. 260].
О происхождении этнонима тунгус высказывались различные предположения. Так, Д.И. Орлов, русский морской офицер и исследователь, одним из первых прояснял в 50-е гг. XIX в. наименование и местоположение тунгусов: «Названия Тунгусы и Орончены означают одних и тех же бродячих инородцев, с тою только разницею, что на пространстве от г. Баргузина к востоку до р. Витима и вообще по всему левому берегу этой реки, равно как и по бассейнам рр. Верхней Ангары и Кичеры, их называют Тунгусами, а бродящих за Витимом по рр. Оолекме, Тунгиру, Нюкже, Ольдою и по берегам Амура называют Оронченами. Первое название происходит от испорченнаго в русском произношении слова Кунгу, означающаго короткую шубу из оленьих шкур, сшитую шерстью вверх, которую обыкновенно носят эти инородцы осенью, зимой, весной, иногда же и летом; а второе название дано им от слова Орон (олень), единственнаго их домашняго животнаго, на котором они ездят, перевозят тяжести, получая в то же время от матог густое молоко...» [Орлов, 1857, с. 193].
Согласно другой точке зрения, данный этноним древнего центральноазиатского происхождения и восходит либо к дун-ху – от монгольского тунг – «лесные», либо к якутскому тонг уос – «люди с мерзлыми губами», т.е. говорящие на непонятном языке (см.: [Народы Сибири, 1956, с. 702; Полярная энциклопедия, 2001, с. 219; и др.]). Тунгусами русские называли неоднородную по этническому составу общность, которая на Верхнем и Среднем Амуре была представлена по большей части этногруппами, которых позже стали называть эвенками.
Этноним эвенки происходит от одного из названий народа – эвэнк. Происхождение данного термина полностью не выяснено. Некоторые исследователи (В.А. Туголуков) считали этноним эвенк производным от китайского термина увань, которым в китайских хрониках VII в. обозначались оленеводы, населявшие северо-восточное побережье оз. Байкал. Другие ученые (напр., М.Г. Туров) полагали, что понятие «эвенк» происходит от широко распространенной в тунгусо-маньчжурских языках лексемы «эвунки» (поперек) и производного от этой лексемы слова «эвункин» («поперечноглазый», косой) [Туров, 2008, с. 162; Забияко, Аниховский, Воронкова и др., 2012, с. 9]. Этноним эвенк вошел в широкий оборот сравнительно недавно, в 30-е гг. XX в.
Телохранитель представителя аристократии народов Сибири. Реконструкция
Согласно современной трактовке: «Понятие “тунгусы” может иметь несколько значений. С приставками “северные” и “южные” оно обозначает две группы родственных по происхождению и культуре народов. Первая представленаэвенками и эвенами (ламутами), а вторая – тунгусоязычными народами Приамурья и о. Сахалина, чжурчженями и маньчжурами» [Туров, 2013, с. 245]. Происхождение тунгусо-маньчжурской общности до сих пор остается дискуссионной проблемой. Ее этногенез разные исследователи соотносили с Алтаем, Прибайкальем, Забайкальем, Приамурьем, средним течением Хуанхэ, некоторыми другими регионами северо-восточной части Евразии [Василевич, 1946, с. 35–49; Василевич, 1969, с. 13–34; Ермолова, 1984, с. 9–39; Туров, 2008; Туров, 2013, с. 244–258; и др.]. Малоизученной остается проблема взаимосвязи древнейших тунгусов (пратунгусов) и тунгусов этнографического времени, известных с XVII в. по письменным источникам и позднейшим исследованиям.
Часть тунгусов вела кочевой образ жизни в условиях горно-таежной местности. Для перекочевок использовались одомашненные олени, которые также служили эвенкам источником шкур, мяса и молока. Оленных верхнеамурских тунгусов именовали орончонами. Это слово имеет маньчжурские источники происхождения – именно маньчжуры первоначально использовали слово орончон для обозначения оленных тунгусов (от орон – олень, орончон – оленный). Другая часть тунгусов держалась полуоседлого образа жизни, связанного с коневодством. Эта группа конных тунгусов принадлежала, прежде всего, к роду Манагир (Манегир), от названия рода произошло слово манегры, которым позднее именовали всех конных эвенков.
Большую роль в хозяйстве оленных и конных тунгусов, обитавших в горно-таежной местности, играли охота (прежде всего, на соболя) и рыболовство. Некоторые родовые группы переходили к земледелию – таких называли пашенными тунгусами. Распространение коневодства и земледелия среди тунгусов было обусловлено влиянием их соседей – дючеров и дауров. На Среднем Амуре, по р. Зее русские в XVII в. встретили немало одаурившихся тунгусов. Известны наименования некоторых родовых групп пашенных тунгусов – Баягир, Шемагир, Ежегун, Дулган, которые вели хозяйство на берегах Зеи и Селемджи. «Общая численность “зейских пашенных тунгусов” достигала 1240 человек. Наиболее крупными родоплеменными группами “оленных тунгусов” были шамагиры, бирары, уиллагиры и манегры. Всего “оленных тунгусов” насчитывалось 2260 человек» [История Амурской области..., 2008, с. 225–226].
До начала XVII в. родовые группы тунгусов в Приамурье очень мало были связаны какими либо подданническими отношения с соседними народами и государствами. Так, в русском источнике 1650 г. упоминается, что, судя по словам даурского князца, на р. Амазар есть тунгусы, «которые на него Лавкая рыбу ловят» [Отписка Якутского воеводы..., 1848, с. 259], но эти отношения могли иметь сугубо экономический характер. Экспансия на север маньчжуров, а затем появление южнее Станового хребта, на берегах Амура русских поставили тунгусов Приамурья в сложное положение. Они оказались под нарастающим давлением вначале расширяющей свои северные границы маньчжурской государственности, а затем под встречным давлением продвигающихся из Якутии и Забайкалья русских служилых людей. В середине XVII в. эти силы столкнулись на Амуре. Большинство тунгусских родовых групп оказались втянуты в этот конфликт.
Характерна история одной из наиболее крупных родовых общностей, во главе которой стоял князь Гантимур. Некоторые исследователи указывают на его даурское происхождение. Возможно, это обусловлено тесными отношениями тунгусов и дауров на родовых землях Гантимура – в бассейне р. Нонни. В середине XVII в. Гантимур занимал по отношению к русским нейтральную позицию, вступал в торговые отношения с казаками Петра Бекетова на реках Шилка и Нерча. Однако в 1656 г., когда действия отряда Е. Хабарова на Амуре резко ухудшили отношение к русским местного населения, Гантимур напал на Шилкский (Нерчинский) острог, затем ушел со своими людьми за р. Аргунь, на берега р. Ган, на маньчжурскую территорию. В 1667 г. отряд Гантимура на стороне «богдойского хана» участвовал в походе на русский Кумарский острог (Верхний Амур), но неожиданно ушел на русскую сторону к Нерчинскому острогу, где Гантимур, его род и некоторые другие примкнувшие родовые группы перешли в русское подданство. В 1684 г. князь Гантимур и его сын приняли в Нерчинске православие.
Однако значительная часть приамурских тунгусов, напуганная агрессивным поведением служилых людей, захватом заложников (аманатов), поборами, предпочла либо соглашение с маньчжурскими властями и борьбу с русскими, либо уход в таежные районы подальше от любого данничества. Кочевой образ жизни, основанный на охоте и рыболовстве, труднодоступность многих горно-таежных районов Приамурья способствовали тому, что военные события второй половины XVII в. оказались для большинства тунгусов менее драматическими, чем для дауров и дючеров. Существенно пострадали «пашенные тунгусы», которые частично были уничтожены, частично уведены в 1650-е гг. вместе с даурами в Маньчжурию. Эта тунгусская группа фактически исчезла к концу века. «Оленные» и «конные» тунгусы тоже гибли в стычках с русскими и маньчжурами, но в меньшей степени.
К концу века начинаются важные для истории северных тунгусов процессы. Существенное уменьшение численности населения территорий, прилегающих к крупным рекам – Амуру, Зее, Бурее, необходимость в торговле и некоторые другие причины обусловили миграции местных тунгусов из дальних горно-таежных районов на юг, к устьям рек, ближе к обжитым землям и сохранившимся поселениям. В это движение с севера и запада включаются тунгусы востока Забайкалья и юга Якутии, чьи родовые территории были затронуты эпидемиями, резким уменьшением поголовья соболей в результате хищнической охоты, объясачиванием и некоторыми другими неблагоприятными процессами. Из-за Станового хребта в Приамурье кочуют новые родовые группы тунгусов. Эти миграции значительно меняют прежнюю картину расселения тунгусских родов в Приамурье.
История средневековых народов и культур Верхнего и Среднего Амура отражена не только в письменных источниках. Она овеществлена в материалах владимировской археологической культуры, которая датируется XIII–XIV – XVII вв. [Болотин, Сапунов Б.С., Зайцев и др., 1992, с. 28–29]. Эта культура была определена и описана в 90-е гг. XX в., прежде всего, Б.С. Сапуновым и Д.П. Болотиным. Раскопки археологических памятников показали, что носителями владимировской культуры были дауры и совместно проживающие с ними тунгусы, оставшиеся на Верхнем Амуре и Зее после миграции сюда дауров.
Основное представление о владимировской культуре дали археологические материалы из раскопок могильников. Могилы некрополей грунтовые, некоторые захоронения выделяются на поверхности земли небольшими западинами. Могильные ямы подчетырехугольной или овальной в плане формы. Внутримогильные конструкции представлены рамами-обкладками из стоящих на ребре досок (часть рам-обкладок имела форму лодки с острым носом и широкой кормой); обкладками, при которых досками выстилали дно и покрывали тело умершего; изредка использовали колоды. В могилах умерших хоронили несколькими способами: преобладало трупоположение, вторичный способ применялся реже, захоронения пепла сожженного тела встречаются очень редко. Ориентация умерших головой по сторонам света в разных изученных захоронениях оказалась диаметрально противоположной: на север и северо-восток или на юг и юго-запад. В двух могильниках у с. Саратовки похороненные были ориентированы в широтном направлении. В отдельных случаях под черепами найдены деревянные «подушки» или поперечные плахи в районе головы и ног покойного.
Особенностью погребального обряда населения владимировской культуры является посмертное изъятие верхней части скелета (позвонков, ребер, плечевого пояса) [Болотин, 1995, с. 6–9]. Как показали раскопки ненарушенных погребений Прядчинского могильника, эти действия производились до захоронения в могиле [Болотин, Нестеров, Сапунов Б.С. и др., 1998, с. 201–206]. Бытовые предметы представлены посудой, ножами, серпом, кресалами, ножницами, оселками. Немногочисленные находки посуды делятся на круговую керамическую и металлическую. Керамические кувшины имеют поливу. Пиалы, блюда, стаканчик выполнены из селадона, покрыты прозрачной поливой и украшены подглазурной монохромной кобальтовой растительной росписью по белому фону. Фрагменты металлической посуды представлены обломками бронзовой и чугунной емкостей.
Предметы вооружения составляют наконечники копий и стрел (иногда со свистунками), топоры, фрагменты лука, колчанные крюки, латные пластины, кольца из бронзы и кости на пальцы или для натяжения тетивы лука, или для предохранения большого пальца при стрельбе из него. Из предметов конской упряжи найдены удила, обоймы распределительных ремней нагрудника, стремя арочной формы с широкой подножкой. Из элементов одежды известны пуговицы, которые дают некоторое представление о ее фасоне наподобие халата или куртки, которые запахивались на правую сторону и подпоясывались ремнем с пряжкой, украшенным бляшками из железа и бронзы.
Среди украшений преобладают стеклянные бусы и бронзовые пронизки. Серьги носили в ушах и в носу. Они были в форме вопросительного знака с бусинами на нижнем отростке. Часто встречаются раковины каури. Особую группу составляют бронзовые и серебряные нашивки. Обнаруженные в ходе раскопок бубенчики в форме рыбок изготавливались из бронзы и железа. Пальцы рук украшались бронзовыми и железными кольцам, ноги – железными браслетами [Болотин, 1995, с. 7–9].
В этнокультурном плане владимировская культура является результатом смешения даурского и дючерского (тунгусского) населения Западного Приамурья. В этой культуре даурские и тунгусские элементы синкретически совместились в этнокультурную целостность [Болотин, Сапунов Б.С., Зайцев и др., 1992, с. 28–29; Болотин, 1996, с. 85–92].